Учимся быть и учимся жить вместе

Толерантность в художественных произведениях

Вильгельм Гауф

Кому доведется побывать в Швабии, пусть непременно заглянет и в Шварцвальд, – но не ради леса, хотя такого несметного числа рослых могучих елей в других местах, верно, и не сыщешь, а ради тамошних жителей, которые удивительно не похожи на всех прочих людей в округе. Они выше обычного роста, широки в плечах и обладают недюжинной силой, как будто живительный аромат, по утрам источаемый елями, с юных лет наделил их более свободным дыханием, более зорким взглядом и более твердым, хотя и суровым, духом, нежели обитателей речных долин и равнины. Не только ростом и сложением, но также обычаями своими и одеждой отличаются они от тех, кто живет за пределами этого горного края. Особенно нарядны жители баденского Шварцвальда: мужчины носят окладистую бороду, какою их наградила природа, а их черные куртки, широченные сборчатые шаровары, красные чулки и островерхие шляпы с большими плоскими полями придают им вид слегка причудливый, зато внушительный и достойный. В тех местах большинство людей занимается стекольным промыслом, делают они также часы, которые расходятся по всему свету.

Чехов Антон Павлович

ЧЕЛОВЕК В ФУТЛЯРЕ

На самом краю села Мироносицкого, в сарае старосты Прокофия расположились на ночлег запоздавшие охотники. Их было только двое: ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин. У Ивана Иваныча была довольно странная, двойная фамилия — Чимша-Гималайский, которая совсем не шла ему, и его во всей губернии звали просто по имени и отчеству; он жил около города на конском заводе и приехал теперь на охоту, чтобы подышать чистым воздухом. Учитель же гимназии Буркин каждое лето гостил у графов П. и в этой местности давно уже был своим человеком.
Не спали. Иван Иваныч, высокий, худощавый старик с длинными усами, сидел снаружи у входа и курил трубку; его освещала луна. Буркин лежал внутри на сене, и его не было видно в потемках.

Владимир Семенович Высоцкий

Высоцкий о толерантности?
В желтой жаркой Африке,
В центральной ее части,
Как-то вдруг вне графика
Случилося несчастье.
Слон сказал, не разобрав:
"Видно быть потопу!.."
В общем, так: один жираф
Влюбился в антилопу.

Антуан де Сент-Экзюпери “Маленький принц”

Так я жил в одиночестве, и не с кем было мне поговорить по душам. И вот шесть лет тому назад пришлось мне сделать вынужденную посадку в Сахаре. Что-то сломалось в моторе моего самолета. Со мной не было ни механика, ни пассажиров, и я решил, что попробую сам все починить, хоть это и очень трудно. Я должен был исправить мотор или погибнуть. Воды у меня едва хватило бы на неделю.
Итак, в первый вечер я уснул на песке в пустыне, где на тысячи миль вокруг не было никакого жилья. Человек, потерпевший кораблекрушение и затерянный на плоту посреди океана, — и тот был бы не так одинок. Вообразите же мое удивление, когда на рассвете меня разбудил чей-то тоненький голосок. Он сказал:

Крылов И.А. «Лебедь, рак и щука»

Когда в товарищах согласья нет,
как нам всем необходимо уметь договориться!

Булгаков М.А. "Мастер и Маргарита" Разговор Понтия Пилата и Иешуа

Понтий Пилат – прокуратор Иудеи, грозно обращаясь к арестованному Иешуа, заговорил по - гречески: - Так это ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ? Тут арестант оживился и ответил: -Я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушить здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие.
-Множество разных людей стекается в этот город к празднику – говорил монотонно Пилат. Ты, например лгун. Записано ясно: подговаривал разрушить храм. Так свидетельствуют люди.
-Эти добрые люди – заговорил арестованный - ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще иегемон начинаю опасаться, что эта путаница будет продолжаться очень долго. И все из-за того, что Левий Матвей неверно записывает за мной. Я однажды заглянул в его пергамент с этими записями и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил.

Ф. М. Достоевский. Братья Карамазовы “Монолог Алеши Карамазова”

Ф. М. Достоевский. Братья Карамазовы
“Монолог Алеши Карамазова”
Я хотел заговорить о страдании человечества вообще, но лучше уж остановимся на страданиях одних детей. Это уменьшит размеры моей аргументации раз в десять, но лучше уже про одних детей. Тем не выгоднее для меня, разумеется. Но во-первых, деток можно любить даже и вблизи, даже и грязных, даже дурных лицом (мне однако же кажется, что детки никогда не бывают дурны лицом). Во-вторых, о больших я и потому еще говорить не буду, что, кроме того что они отвратительны и любви не заслуживают, у них есть и возмездие: они съели яблоко и познали добро и зло и стали «яко бози». Продолжают и теперь есть его. Но деточки ничего не съели и пока еще ни в чем невиновны. Любишь ты деток, Алеша? Знаю, что любишь, и тебе будет понятно, для чего я про них одних хочу теперь говорить. Если они на земле тоже ужасно страдают, то уж конечно за отцов своих, наказаны за отцов своих, съевших яблоко, — но ведь это рассуждение из другого мира, сердцу же человеческому здесь на земле непонятное. Нельзя страдать неповинному за другого, да еще такому неповинному! Подивись на меня, Алеша, я тоже ужасно люблю деточек. И заметь себе, жестокие люди, страстные, плотоядные, Карамазовцы, иногда очень любят детей. Дети, пока дети, до семи лет, например, страшно отстоят от людей совсем будто другое существо и с другою природой.

Афанасий Никитин «Хождения за Три Моря»

В год 6983 (1475) <...>. В том же году получил записи Афанасия,
купца тверского, был он в Индии четыре года, а пишет, что отправился в путь
с Василием Папиным. Я же расспрашивал, когда Василий Папин послан был с
кречетами послом от великого князя, и сказали мне -- за год до казанского
похода вернулся он из Орды, а погиб под Казанью, стрелой простреленный,
когда князь Юрий на Казань ходил. В записях же не нашел, в каком году
Афанасий пошел или в каком году вернулся из Индии и умер, а говорят, что
умер, до Смоленска не дойдя. А записи он своей рукой писал, и те тетради с
его записями привезли купцы в Москву Василию Мамыреву, дьяку великого князя.

Иван Сергеевич Тургенев «Хорь и Калиныч»

Рассказ И.С. Тургенева называется «Хорь и Калиныч», в нем автор показывает два типа русских характеров из народа. Тургенев пишет:

Иван Сергеевич Тургенев, миниатюра «Нищий»

В последние годы жизни И.С.Тургенев пишет короткие прозаические тексты, иногда похожие на маленькие рассказы, а порой и вовсе лишенные сюжета - что-то вроде отрывочных дневниковых записей. Все они отличаются поэтичностью. Она ощущается и в музыкальном ритме фразы, и в изяществе образов, и в авторской исповедальности.
Тургенев говорит о своих чувствах, рассказывает о надеждах и разочарованиях, вспоминает ярчайшие впечатления жизни. И потому прозаические миниатюры получили необычное название - "Стихотворения в прозе".

RSS-материал